Продолжая улыбаться, он направился к команде киношников. Пока он шел, вокруг собирались люди: сначала женщина с исправленным сценарием, потом подошел гардеробщик, потом акустик, прикрепивший микрофон и приладивший батарею к поясу, потом гримерша, и в конце концов сенатор совсем исчез из вида за толпой людей, неуклюже топчущихся на лужайке.
Я сказал: «Он мне понравился.»
Я возвращался в Голливуд. Здания тонули в смоге.
«Почему он не должен тебе нравиться?», спросил Коннор. "Он политик.
Нравиться – его работа."
«Тогда он подходит для своей работы.»
«Мне кажется, очень подходит.»
Мы ехали, Коннор молча смотрел в стекло. Я чувствовал, что его что-то тревожит.
Я спросил: «Вам понравилось, что он говорил в клипе: сильно походит на то, что вы сами говорите.»
«Да, походит.»
«Тогда, в чем же дело?»
«Ни в чем», ответил Коннор. «Просто я обдумываю, что же он сказал на самом деле.»
«Он упомянул Фэрчайлд.»
«Да», сказал Коннор, «сенатор очень хорошо знает настоящую историю с Фэрчайлд.»
Я хотел спросить, в чем было дело, но он и сам уже начал рассказывать. «Слышал когда-нибудь о Сеймуре Крее? Много лет подряд он был лучшим в мире изобретателем суперкомпьютеров. Компания „Крей Рисерч“ делала самые быстрые компьютеры в мире. Японцы попытались его догнать, но просто не смогли. Он был слишком талантлив. Однако, к середине восьмидесятых демпинг японских чипов выдавил из бизнеса большинство домашних поставщиков Крея. Поэтому, Крею пришлось заказывать свои специальные чипы у японских производителей. Никто в Америке их больше не делал. А у его японских поставщиков начались загадочные задержки. Как-то раз, чтобы доставить заказанные им чипы, у них заняло год, и именно в это время его японские конкуренты делали громадные шаги вперед. Возникли вопросы, не украли ли они его новую технологию. Крей был в ярости. Он понял, что его попросту трахают. Он решил, что переориентируется на американского производителя чипов и выбрал „Фэрчайлд Семикондактор“, хотя эта компания была финансово слабой и ей было далеко до лучшей. Но Крей больше не доверял японцам. Ему пришлось иметь дело с Фэрчайлд. Итак, Фэрчайлд делает ему следующее поколение заказных чипов – и вдруг он узнает, что Фэрчайлд должна быть продана Фуджицу, его основному конкуренту. Именно эта тревога о последствиях для национальной безопасности и заставила конгресс заблокировать продажу.» «А потом?»
«Ну, отмена продажи не решила финансовых проблем Фэрчайлд. Компания продолжала находиться в беде. И в конце концов была продана. Прошел слух, что ее продают французской компании Булл, которая не конкурировала в области суперкомпьютеров. Но в конечном счете Фэрчайлд купила американская компания.»
«И МайкроКон это другая Фэрчайлд?»
«Да, в том смысле, что МайкроКон даст японцам монополию на жизненно важные машины для производства чипов. А как только они заимеют монополию, они перестанут давать эти машины американским компаниям. Но сейчас я думаю…»
Здесь зазвонил телефон. Это была Лорен, моя бывшая жена.
«Питер?»
Я ответил: «Хелло, Лорен.»
«Питер, я звоню проинформировать тебя, что сегодня хочу забрать Мишель пораньше.» Голос звучал напряженно и как-то формально. «В самом деле? Я думал, ты ее вообще не заберешь.» «Я так не говорила, Питер», быстро ответила она. «Конечно, я ее заберу.»
Я сказал: «Окей, прекрасно. Кстати, кто такой Рик?»
Возникла пауза. «Это ниже тебя, Питер.»
«Почему?», спросил я. «Мне просто любопытно. Мишель сказала о нем сегодня утром. Сказала, что у него черный Мерседес. Он твой новый бойфренд?» «Питер, мне не кажется, что он на том же уровне, что и ты.»
Я спросил: «На том же уровне чего?»
«Давай не играть в игрушки», сказала она. «И без того все достаточно трудно. Я звоню сказать тебе, что хочу забрать Мишель пораньше, потому что повезу ее к врачу.»
«Зачем? Простуда прошла.»
«Я повезу ее на освидетельствование, Питер.»
«Зачем?»
«На освидетельствование.»
«Да-да, я слышу», сказал я, «но…»
«Ее осмотрит врач Роберт Страусс. Мне сказали, что он эксперт. Я спросила в офисе, кто самый лучший. Я не знаю, как оно повернется, Питер, но хочу, чтобы ты знал, что я встревожена, особенно в свете твоей истории.» «Лорен, о чем ты толкуешь?»
«Я говорю о насилии над детьми», сказала она. «Я говорю о сексуальных домогательствах.»
«Что?»
«На данной стадии без этого не обойтись. Ты знаешь, что в прошлом тебя в этом уже обвиняли.»
Я почувствовал, как накатывает отвращение. Как бы не складывались отношения, всегда есть некие остатки обиды, некие карманы горечи и гнева – но также и масса частностей, которые знаешь о другом человеке, но никогда не используешь против него. Если, конечно, так решил. Лорен решила иначе. «Лорен, ты же знаешь, что обвинения в насилии были отвергнуты. Ты же все об этом знаешь. Мы в то время были женаты.» «Я знаю только то, что ты мне рассказывал.» Теперь ее голос звучал словно издалека, поучающе и слегка саркастически. Ее прокурорский голос. «Лорен, ради бога, это же смешно. Что происходит?»
«Это не смешно. На мне лежит ответственность матери.» «Ради бога, но прежде ты никогда особенно не тревожилась о своей материнской ответственности. И вдруг сейчас…» «Верно, у меня весьма требовательная карьера», сказала она ледяным тоном, «но никогда не ставилось под вопрос, что на первом плане у меня дочь. И я глубоко, глубоко сожалею, если мое прошлое поведение каким-либо образом способствовало нынешним неприятным обстоятельствам.» У меня было ощущение, что она говорит не со мной. Она репетировала. Пробовала выражения, чтобы посмотреть, как они будут звучать перед судьей. «Очевидно, Питер, если насилия над детьми имели место, то Мишель не может продолжать жить с тобой. Или даже с тобой видеться.»