«Окей», сказал Кен. «Теперь: у тебя были какие-нибудь сомнительные путешествия?»
Я нахмурился: «Путешествия?»
«Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы.» Я покачал головой: «Даже рядом ничего нет.»
«Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты – отец-одиночка и не бываешь на пикниках.»
«Никогда.»
«Это хорошо.»
Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: «Кен, я что-то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс-офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер „Таймс“ охотится за мной?» «В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?», спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: «Думаешь, это делают японцы?»
«Крыса наверняка выполняет их задание. Он – наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь – консультант. Он ездит в Мерседесе-500SL, знаешь?» «Даже так?»
«Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?»
«Да, пожалуй.»
«Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?»
«Наверное.»
«Потому что кто-то вызвал Крысу и натравил на тебя.»
Я сказал: «Не могу поверить.»
«Поверь», сказал Кен. «Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто-то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?» «Насколько я знаю, да.»
«Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником.» «И что?»
«Угадай-ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?» Я не ответил.
«А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс-офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?»
Я вымолвил: «Бож-же мой.»
«Правильно.»
«А какой был ответ?»
«Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое-куда и сказать: „Хай, это Билл Вильхельм из „ЛА Таймс“. Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие-нибудь комментарии?“ Несколько хорошо нацеленных звонков – и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен.»
Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает.
Я спросил: «Что я могу сделать?»
Кен засмеялся: «Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА.»
«Не смешно.»
«В нашей газете об этом никто не напишет, могу обещать. Убей его на фиг. И даже если кто-то снимет это на видео, да люди станут платить, чтобы только просмотреть пленку.»
«Кен.»
Кен вздохнул. «Что, нельзя помечтать? Окей, есть одна штука. В прошлом году, когда Вильхельм занимался, э-э, сменой руководства в отделе Календаря, я получил по почте анонимный пакет. И еще несколько человек получили. В то время никто ничего не предпринял. Очень грязная вещь. Интересуешься?» «Ага.»
Из внутреннего кармана спортивного пиджака Кен достал небольшой конверт. На нем еще были видны полоски от бечевки. Внутри – серия фотографий, напечатанных на сложенной в гармошку бумаге. На снимках Вилли Вильхельм занимался интимным актом с темноволосым мужчиной. Голова Вилли была у мужчины на коленях.
«Под такими углами лицо Вилли неважно видно», сказал Кен. «Но это он, все верно. Репортер по быстрому развлекает свой источник. Как говориться, выпивает с ним.»
«Кто этот тип?»
«Нам пришлось немного повозиться. Его зовут Барри Борман. Он региональный глава отдела продаж Кейсей Электроникс в Южной Калифорнии.» «И что мне с этим делать?»
«Дай-ка мне свою карточку», сказал Кен. «Я положу ее в конверт и отправлю все Крысе.»
Я покачал головой: «Мне это не нравится.»
«Уверен, он дважды подумает.»
«Нет», сказал я, «такое не по мне.»
Кен пожал плечами. «Ладно. Это может и не сработать. Даже если мы скрутим яйца Крысе, то у японцев, наверное, есть и другие способы. Я все еще не раскопал, откуда пошла вчера эта заметка. Слышу в ответ только „приказы сверху, приказы сверху“. И понимай, как знаешь. Может означать все, что угодно.»
«Кто-то же должен был ее написать.»
«Говорю тебе, я не раскопал. Но ты же знаешь, у японцев мощное влияние на газету. Это больше, чем просто их реклама. Больше, чем их неотступная машина паблик рилейшен, бубнящая из Вашингтона, больше, чем местное лобби и пожертвования в выборные компании политиков и в организации. Это сумма всего и еще больше. И оно становится коварным. Я хочу сказать, что сидишь на совещании, обсуждаешь будущие статьи и вдруг понимаешь, что на них никто не хочет тянуть. Вопрос не в том, истинна ли информация, или нет, новость она, или не новость. И это даже не уравнение с одним неизвестным, вроде „мы не скажем этого, а они накачают своей рекламы“. Все гораздо более тонко. Иногда я гляжу на своих редакторов и могу поклясться, что они не хотят выхода некоторых статей, потому что боятся. И при этом даже не знают, чего именно они боятся. Просто боятся, и все.»
«Такова свободная пресса.»
«Эй, не надо», сказал Кен, «сейчас не время для школьной чепухи. Ты же знаешь правила игры. Американская пресса сообщает о преобладающем мнении. Преобладающее мнение – это мнение группы, стоящей у власти. Власть теперь у японцев. Пресса делает свое обычное дело. Просто поберегись.» «Поберегусь.»