«В любом случае», сказал я, «я был рад, когда подвернулась работа офицером связи. Лучше расписание и больше денег. И вот так я очутился здесь. В этой машине рядом с вами. Вот и все.»
«Кохай», тихо сказал он. «Мы в деле вместе. Просто скажи мне – в чем проблема?»
«Нет никакой проблемы.»
«Кохай.»
«Нет.»
«Кохай…»
«Эй, Джон», сказал я, «позвольте сказать вам кое-что. Когда подаешь заявление в специальную службу, пять разных комитетов проходятся по твоим документам. Чтобы получить работу связного, надо быть чистым. Комитеты меня проверили. И не нашли ничего существенного.»
Коннор кивнул: «Но все-таки что-то нашли.»
«Боже», сказал я, «я проработал детективом пять лет. Невозможно проработать так долго без нескольких жалоб. Вы сами знаете.» «А какие жалобы были на тебя?»
Я покачал головой. «Ничего. Чепуха. На первом году я арестовал одного, он обвинил меня в чрезмерном применении силы. После расследования обвинение отпало. Я арестовал женщину за вооруженный грабеж, она заявила, что я подсунул ей травку. Обвинение снято: это оказались ее наркотики. Подозреваемый в убийстве заявил, что я бил и пинал его во время допроса. Но все время присутствовали другие офицеры. Пьяная женщина после домашней драки заявила позднее, что я приставал к ее ребенку. Она сняла обвинение. Главарь банды подростков, арестованный за убийство, сказал , что я делал ему гомосексуальные предложения. Обвинение снято. Это все.»
Если вы – коп, то знаете, что подобные обвинения – словно шум на заднем план, как от уличного движения. С этим ничего нельзя поделать. Вы находитесь в окружении противника, все время обвиняя людей в преступлениях. В ответ они обвиняют вас. Именно так все и работает. Департамент не уделяет ни малейшего внимания, пока не выявляется повторяемость. Если у парня за пару лет накапливается три-четыре обвинения в чрезмерном применении силы, только тогда начинается расследование. Но в других случаях, как всегда выражается помощник шефа Джим Олсон, быть копом – это работа для толстокожих.
Коннор долго ничего не говорил. Он хмурился и раздумывал. Наконец, он спросил: «Как с разводом? Были проблемы?»
«Ничего необычного.»
«Ты с бывшей женой разговариваешь?»
«Да. Мы окей. Не великолепно. Но окей.»
Он все хмурился. Все высматривал что-нибудь. «И ты покинул подразделение детективов два года назад?»
«Да.»
«Почему?»
«Я уже сказал вам.»
«Ты сказал, что не хотел работать в смену.»
«Ну да, так почти и было.»
«Ну, и что же еще?»
Я пожал плечами. «После развода я просто не хотел больше работать в отделе убийств. Я чувствовал себя, словно… не знаю… Разочарованным. У меня был маленький ребенок, а жена ушла. Она продолжила свою жизнь, встречаясь с каким-то многообещающим прокурором. Мне оставалось растить ребенка. Я попросту заскучал. Я не хотел больше быть детективом.» «Ты искал в это время совета? Обращался к врачу?»
«Нет.»
«Неприятности с наркотиками, алкоголем?»
«Нет.»
«Другие женщины?»
«Было.»
«Во время брака?»
Я поколебался.
«Фарли? Из офиса мэра?»
«Нет. Это было позже.»
«Но кто-то же был во время брака?»
«Да. Но сейчас она живет в Фениксе. Перевели ее мужа.»
«Она работала в департаменте?»
Я пожал плечами.
Коннор откинулся на сидении. «Окей, кохай», сказал он. «Если это все, то с тобой прекрасно.» Он взглянул на меня.
«Это все.»
«Но мне стоит тебя предупредить», сказал он. «Я прежде проходил через такое с японцами. Когда японцы играют жестко, они могут вытворять очень неприятные вещи. По-настоящему неприятные.»
«Вы пытаетесь запугать меня?»
«Нет. Просто говорю, как может обернуться.»
«Чихал я на японцев», сказал я. «Мне нечего скрывать.» «Прекрасно. Теперь, мне кажется, тебе лучше позвонить своим друзьям из прессы и сказать, что мы подъедем после нашей следующей остановки.»
Боинг 747 проревел низко над головой, мигая в тумане посадочными огнями. Он исчез за переливающейся неоновой вывеской: «Девочки! Девочки! Совсем голые! Девочки!» Когда мы вошли, было одиннадцать тридцать. Назвать клуб «Паломино» стриптизом значило ему льстить. Это было перестроенное здание для боулинга с кактусами и лошадьми, нарисованными на стенах, и внутри оно оказалось меньше, чем виделось снаружи. Женщина в серебряном бикини, которой было явно под сорок, вяло двигалась в оранжевом свете. Казалось, что ей так же скучно, как и посетителям, горбившимся за крошечными розовыми столами. Официантки в юбочках без верха перемещались в накуренном воздухе. Магнитофон сильно шипел.
Парень сразу за дверью сказал: «Двенадцать баксов. Минимум две выпивки.» Коннор вытащил значок. Тип ответил: «Окей, проходите.» Коннор огляделся и сказал: «Не знал, что сюда ходят японцы.» Я увидел трех бизнесменов в голубых костюмах, сидящих за угловым столиком. «Почти никогда не ходят», ответил хлыщ. «Им нравится „Стар Стрип“ в даунтауне. Больше блеску, больше сисек. Если спросите меня, эти парни, кажется, отбились от своей туристской группы.» Коннор кивнул: «Я ищу Теда Коула.»
«В баре. Парень в очках.»
Тед Коул сидел в баре. Форму службы безопасности Накамото закрывал плащ. Когда мы подошли и уселись рядом, он тускло поглядел на нас. Подошел бармен. Коннор сказал: «Два Буда.»
«Буда нет. Асахи окей?»
«Окей.»
Коннор вынул значок. Коул покачал головой и отвернулся. Он изучающе разглядывал стриптизерку.
«Я ничего не знаю.»
Коннор спросил: «О чем?»
«Ни о чем. Я просто обдумываю собственные дела. Я не на службе.» Он был слегка пьян.
Коннор спросил: «Когда вы ушли со службы?»